Даты. 217 лет со дня смерти А.В.Суворова
18 мая 2017 года исполняется 217-я годовщина со дня смерти великого русского полководца Александра Васильевича Суворова.
Недавно довелось общаться с людьми, которые то ли по недообразованности, то ли по намеренному желанию перевернуть с ног на голову память об этом выдающемся человеке утверждали вещи, не просто абсурдные, но совершенно противоположные реальности. В частности, якобы, что Суворов достигал своих побед дорогой ценой, оплаченной гибелью многих и многих солдат. Так сказать, «по трупам шёл» к победам. Чем-то это напомнило сказки о Сталине, который якобы тоже одержал победу в Великой Отечественной войне потому, что мы немцев «трупами закидали». Возможно даже, что эти сказки растут из одного и того же корня и на одни и те же деньги. Тем не менее, я понял, что нельзя будет пропустить и оставить без внимания это событие, которое является хорошим поводом освежить в памяти людской реальный портрет великого полководца, одного из немногих, удостоенного высшего военного звания генералиссимуса, причём звание это было ему пожаловано императором, отнюдь не питавшим к Суворову высоких чувств.
Независимо от того, было ли это решение Павла I его личной инициативой, или было «настоятельно порекомендовано» со стороны глобального управления, это является свидетельством и признанием выдающихся заслуг Суворова как для России, так и для мира в целом, поскольку личное отношение императора было противоположно этому решению, а интересы глобального управления хотя и были защищены в определенные периоды силой русского оружия, но всё же столь значительное укрепление России благодаря победам русской армии под предводительством Суворова (а также укрепление самой русской армии) отнюдь не было в интересах глобального управления, долгосрочной целью которого всегда являлось (и является до сих пор) уничтожение России.
Думается, для начала необходимо привести несколько весьма характерных высказываний Суворова, показывающих и его образ мышления, и его жизненные приоритеты и ценности:
«Ученье свет, а неученье – тьма»;
«За одного битого трех небитых дают»;
«Теория без практики мертва»;
«Где меньше войска, там больше храбрых»;
«Сам погибай – товарища выручай»;
«Благость и милосердие потребны героям»;
«И в нижнем звании бывают герои»;
«Тяжело в учении – легко в бою, легко в учении – тяжело в бою»;
«Дисциплина мать победы»;
«Всякий воин должен понимать свой маневр»;
«Негоден тот солдат, что отвечает: «Не могу знать»;
«Скорость нужна, а поспешность вредна»;
«Время драгоценнее всего»;
«Опасности лучше идти навстречу, чем ожидать на месте» (вспомните, кстати, слова Путина: «Если драки не избежать, то бить следует первым»);
«Бдение начальника – лучшее спокойствие подчинённых. Прозорливость оного побеждает нечаянности»;
«Готовься в войне к миру, а в мире к войне»;
«Никакой баталии в кабинете выиграть невозможно»;
«Деньгам по-пустому лежать не надлежит»;
«Праздность – корень всему злу, особливо военному человеку»;
«Загребающий жар чужими руками, после свои пережжёт».
Всякому, кто интересуется нашей историей, я очень советую прочитать замечательную книгу Леонтия Раковского «Генералиссимус Суворов». Книга написана как исторический роман, то есть в ней художественный стиль (великолепный, кстати) сочетается с подробным описанием исторических событий.
Возвращаясь к тому, что было сказано в начале статьи, полагаю наглядным для сравнения привести две цитаты.
Первая – из указанной в предыдущем абзаце книги:
«Поднялись на гору.
Впереди Суворов увидал знакомую картину. Над морем бесконечных повозок, палуб и телег возвышалась вереница верблюдов — это шесть верблюдов вместе с двадцатью лошадьми везли багаж генерала Фермора: его роскошные палатки, мебель, кухонную и столовую посуду и многочисленных генеральских слуг.
Суворов покачал головой:
«Нет, с таким табором не нагрянешь внезапно на врага! Восемь верст в сутки, помилуй бог! Это не армия на походе, а барыня, едущая на богомолье!»
Эта цитата взята из начала книги, и есть описание того, что видел Полковник Суворов в начале своего офицерского пути в русской армии.
А вторая цитата есть краткое описание (в интернете) знаменитого Рымникского сражения, а также событий, происходивших непосредственно вокруг него:
«После победы при Фокшанах Потёмкин стянул основную часть русских войск к Бендерам. Между тем, 220-тысячная турецкая армия под командованием Юсуф-паши снова начала приближаться к Фокшанам, где стоял австрийский корпус, предварительно послав один отряд на восток от Прута для дезорганизации русских. Этот отряд стал преследоваться армией генерала Репнина. Командующий австрийской армией принц Кобургский отправил записку Суворову всего с двумя словами: «Спасите нас». На что Суворов ответил: «Иду». На помощь австрийцам вновь выступил Суворов и, пройдя 100 км за 2,5 суток, соединился с ними на виду у неприятеля. 22 сентября 1789 года войска под командованием Суворова (25 тысяч человек) незаметно форсировали реку Рымник и, несмотря на четырёхкратное преимущество турок, атаковали турецкие войска. Сражение при Рымнике продолжалось 12 часов и завершилось полным разгромом турецкой армии, которая потеряла до 20 тысяч человек убитыми. Потери союзных войск составили 600 человек (400 австрийцев и 200 русских)».
Проведите сравнение, как изменилась русская армия под командованием Суворова:
Марш в 100 километров за 2,5 суток (три ночи и два дня без непрерывного марша без сна и отдыха) против 8 верст в сутки.
12-часовой бой на следующий день после одной ночи отдыха.
Победа 25 000 армии против 220 000 армии турок (превосходство в численности врага более, чем в 8 раз). И при этом 600 погибших (в том числе 200 русских солдат) против 20 000 погибших турок.
В этом – весь Суворов. И про этого человека сегодня распространяются небылицы, что он достигал побед «закидывая трупами». Такое может написать только либо заведомый враг народа (без всякой иронии, тут термин как нельзя более удачен), либо человек, абсолютно не знающий своей истории, и поэтому являющийся слепым орудием в руках сил, желающих только уничтожения нашей (и его, неуча) страны.
Народ, не знающий истории, обречён на то, чтобы пережить её вновь, а это в данном случае означает окончательный развал и уничтожение нашей страны, а также геноцид и уничтожение населяющего его народа вместе с его культурой и всем прочим.
Суворов потому и останется в истории уникальным полководцем, что побеждал благодаря знаниям и умениям, берег армию и солдат, относился к самым простым солдатам с огромной бережностью и вниманием, побед достигал при минимуме потерь.
Весьма показателен пример со взятием крепостей, что было в то время одной из важных составляющих военных походов.
Русская армия под командованием Потёмкина за долгий срок и с большими потерями взяла крепость Очаков. Суворов же за гораздо более короткий срок (менее 10 дней) и опять-таки с минимумом потерь (против значительно превосходящих потерь противника) взял считавшуюся неприступной крепость Измаил, при этом для тренировки армии и репетиции штурма соорудил поблизости от крепости ров и фрагмент стены, на которых воинские части отрабатывали преодоление крепостной стены и бой в соответствующих условиях. До прибытия Суворова русская армия стояла под стенами Измаила более полугода. Потери русских составили около 4 тысяч убитыми и 6 тысяч ранеными. Турки потеряли 26 тысяч убитыми и 9 тысяч пленными. Взятие Измаила явилось одним из решающих факторов победы в войне.
Как говорится, комментарии излишни.
За свою военную карьеру Суворов провёл 60 сражений, и не проиграл ни одного (почти все выиграв). При этом подавляющее большинство сражений Суворов вынужден был проводить в тяжелейших обстоятельствах и при численном превосходстве неприятеля. В ходе же сражений потери суворовской армии всегда были ниже, чем у противника, подчас значительно, как это видно из описания Рымникского сражения. Также можно вспомнить в этом ряду известные сражения при Фокшанах, Кинбурне, Козлуджи и многие другие.
В качестве приложения к этому материалу хочется привести отрывок из указанной выше книги Леонтия Раковского «Генералиссимус Суворов». Книга действительно написана самым изумительным образом, и я надеюсь, что этот отрывок послужит тому, что читатель захочет прочитать книгу целиком.
Глава Восьмая (фрагмент).
РЫМНИК
Возвышайся, россов слава,
Веселися, наш герой;
Нам труды с тобой — забава,
И победа — каждый бой.
Число мало, но — в устройстве,
И великий генерал...
Как равняться вам в геройстве,
Коль Суворов приказал?
Песня Римникская
Отвечаю за успех, ежели меры будут наступательные. Оборонительные же? Визирь придет! На что колоть тупым концом вместо острого? Правый бок чист: очистим левый и снимем плоды!
Но, конечно, с его доводами никто не посчитался, и союзники продолжали «колоть тупым вместо острого» — стоять на месте, а визирь продолжал наступать.
Вчера вечером от принца прискакал гонец: Кобургский снова просил помощи.
Он сообщил, что великий визирь будто бы собрал громадную армию в сто тысяч человек, перешел Дунай у Браилова и движется к Рымнику. У принца был все тот же восемнадцатитысячный корпус, и он умолял Суворова поспешить на помощь.
Суворов и сам знал, что визирь намеревается где-то перейти Дунай, но в Браилове, Галаце или в Измаиле — неизвестно. Как доносили лазутчики, во всех этих пунктах было много турок. Великий визирь хотел, чтобы союзники не могли знать заранее, где он будет переправляться через Дунай.
Главнокомандующий Потемкин колебался, не зная, что делать: осаждать ли Бендеры или идти в Молдавию.
Его армия медленно, черепашьим шагом двигалась от Ольвиополя к Дунаю.
Суворов, получив вчера вечером письмо принца, решил выждать — посмотреть, что будет дальше: ведь ему нужно наблюдать не только за Фокшанами, но и за Галацем — неизвестно, куда повернет визирь.
Суворов лежал и думал: что-то будет? Ему вдруг показалось, что к дому подъехали. Он приподнял голову. Так и есть: в сенях вестовой Ванюшка говорил с кем-то.
Дверь осторожно приоткрылась — выглянуло курносое лицо казака.
— Ну, входи, входи!—сказал Суворов.—Кого там бог несет?
— Тот самый австрийский офицер, ваше высокопревосходительство.
— Пусть входит.
Суворов, худой и желтый, сел на постели, вытирая полотенцем мокрый лоб и шею.
В комнату вошел уже знакомый Суворову по Фокшанам высокий длиннолицый майор Траутмансдорф. Плащ майора был весь забрызган грязью. Лицо лоснилось от пота — видимо, майор хорошо гнал коня.
Траутмансдорф уже знал повадки генерала Сувара и без удивления смотрел на его солдатскую постель, на простой полотняный мундир.
Сегодня генерал-аншеф выглядел особенно плохо — был очень худ. На его посеревшем, изможденном лице живым огнем горели только глаза. И от этого хилого, казалось — немощного старичка весь австрийский корпус ждал помощи, ждал спасения.
— Ну что, где визирь? — не дожидаясь доклада, быстро спросил Суворов.
— Идет на Фокшаны, ваше высокопревосходительство. Уже в шестнадцати верстах от нас. Назавтра ждем боя, — ответил майор, подавая Суворову письмо принца. Пот еще сильнее прошиб Суворова: значит, он напрасно прождал весь сегодняшний день! Он, Суворов, в первый раз в жизни промедлил, опоздал!
Опираясь о стенку, Суворов встал на ноги. Письмо принца дрожало в его ослабевших от лихорадки пальцах. Суворов не стал читать, что пишет Кобургский.
— Писать некогда. Передайте принцу — выступаем немедленно! — твердо сказал Суворов.
Траутмансдорф не стал терять времени,— он надел треуголку, козырнул генерал-аншефу и скрылся за дверью: принц Кобургский с нетерпением ждал его возвращения.
...В полночь семитысячный корпус Суворова выступил в поход.
Ночь была темная, все небо покрыли тучи. Накрапывал дождь. Он шел тихий, но упорный и грозил перейти в обложной.
Впереди Стародубовского карабинерного ехал, ссутулившись, генерал Суворов.
Начинался очередной приступ. Суворова трясло под тонким плащом. Но он, казалось, не замечал лихорадки. Суворова беспокоило другое: он зря прождал целые сутки. Если визирь догадается немедленно атаковать австрийцев, союзники погибли.
Успеет ли он соединиться с принцем, чтобы спасти и австрийцев и себя от поражения?
II
Целую ночь с небольшими перерывами лил дождь. Стояла непроглядная темень — все небо заволокло тучами. Идти становилось с каждой верстой все труднее: и без того скверную дорогу совершенно размыло. В темноте спотыкались, попадали в колдобины, рытвины, ямы. Пехотинцы шли мокрые, забрызганные грязью по пояс. Плащи давно промокли, с касок за шею стекала вода.
Только под утро дождь немного утих. День вставал пасмурный, неприветливый, не похожий на обычный в Молдавии ясный сентябрьский день.
Юго-западный ветер — «средиземный», как называли жители,— продолжал без устали гнать низкие, тяжелые тучи.
— Ежели до полудня ветер не переменится, тогда дождь будет до самой полуночи, — сумрачно заметил Огнев.
И действительно, когда после небольшого роздыха тронулись дальше, то не успели пообветриться плащи, как снова полил дождь. Так, под дождем, переходили реку Бырлад.
Зыбин, оправившийся от раны, полученной при Фокшанах, по-всегдашнему веселый, уронил полушутя:
— Сказывают, еще одну реку переходить будем.
— А уж теперь хоть десяток — мокрей не станешь! ответил Башилов.
— В самом деле будем переходить, — сказал Огнев.
— А какую, дяденька? — спросил кто-то из молодых солдат. — Серёт.
Кругом рассмеялись.
— Ну и прозванье! Лучшего ничего придумать не могли! — смеялся Зыбин.
— А знаешь, Илья Миколаевич, — обратился Башилов к Огневу,— у нас помещик был — ёрник, не приведи господи! Вот он выселил на пустошь мужиков и прозвал эти выселки, да так, что не всякий мужик скажет. А про баб и говорить нечего — соромились называть, откудова они. Так бывало в селе, на ярмарке парни и пристанут к девкам из выселок: откуда вы, девчата? Смеху было!..
— Серёт, кажись, большая река, ее вброд не перейдешь,— заметил Воронов.
— Австрияк нам понтон сготовит,— сказал Зыбин.
— Он те наготовит! — улыбнулся Огнев. Все ждали перехода через Серет, все знали: от Серета до австрийского лагеря несколько часов ходьбы.
Перед походом генерал Суворов сказал солдатам:
— Понатужьтесь, ребятушки, поспешим! А то басурман побьет нашего союзника. Их сто тысяч, а у принца и двадцати не наберется. Но коли мы подоспеем, вызволим!
И вот слушались любимого генерала, спешили. Шли так, что почти, не отставали от конницы.
Было три часа пополудни, когда в стороне блеснула река. Колонна остановилась. Все оживились. Думали: вот уже переходят карабинеры, скоро и мы. Но случилось невероятное — войска, свернув в сторону, пошли прочь от реки. Тотчас же по рядам пронеслось.
— Моста нет.
— Австрияк понтонов не навел.
— Вот те и союзники!
— Да что они, шутки шутят с нами?
— А может, мы сами не туда вышли? — высказал кто-то предположение.
— Ну вот, скажешь! Что ж, Александра Васильевич не знает, куда идти?
— А может, басурман уже побил австрияка?
— Слыхать было б!..
И вслед за этим тотчас же разнеслась новость: мост есть, но — выше по реке, отсюда верст за пятнадцать. Потому что там река уже.
— Вот пропади ни пропадом. Еще тащись по этакой грязи!
— Совсем от ног отстанешь!
— За дурной головой ногам непокой!
Но делать было нечего — снова пошли вперед. А дождь, как назло, все усиливался. Поднялась, буря. Раскатившись по небу, загремел гром. Сверкнула молния.
С большой дороги свернули на проселок. Идти стало еще тяжелее: грязь была по щиколотку.
— Нам, грешным, и ветер навстрешный, — сказал Огнев, шлепая по грязи.
— До Ильина дня тучи по ветру идут, после Ильина — против, — поправил Воронов.
— Нынче всё против нас — и дождь и ветер! — буркнул Башилов, отворачивая лицо от косого дождя.
— Ничего, лишь бы Суворов был с нами!—отозвался Зыбин.
На повороте они увидали своего генерала. Измученный лихорадкой, желтый, худой — краше в гроб кладут, — Суворов что-то быстро говорил по-немецки австрийскому офицеру, который почтительно его слушал.
Косой дождь хлестал им в лицо. Офицер все пригибал голову, но Суворов, казалось, не замечал дождя. Его плащ был. мокрехонек, а конь из буланого стал гнедым.
Минуту спустя генерал Суворов обогнал апшеронцев, — ехал молча, не сказал ни слова — видимо, был очень не в духе.
— И ему, брат, несладко! — сочувственно сказал Башилов, указывая на проехавшего генерала.Суворов направился к голове колонны, на свое постоянное место: в походах он шел всегда с авангардом.
Уже вечерело, когда измученные, еле тащившиеся солдаты снова увидали реку. Еще издали они заметили пасшихся сытых понтонных австрийских лошадей — значит мост есть! Передние эскадроны карабинеров проваливались куда-то вниз. Подошли к обрыву и апшеронцы.
Река, вздувшаяся от дождей, шумела где-то внизу. К ней нужно было идти по довольно большому болотистому лугу. Пехота стала спускаться с крутого обрыва на луг. Луг был весь залит водой. Шедшие впереди эскадроны кавалерии размесили его. Пехота увязала до самых колен. Две пушки, следовавшие за апшеронцами, сразу же засосало — ни с места.
— Ну и нашли, где устраивать переправу! Как нарочно!
— Стоило пятнадцать верст трепать по грязи! Солдаты ругали все на свете: и австрийцев, и погоду, и злосчастную реку.
А дождь продолжал лить. Он лил как из ведра.
Сверху и снизу была вода. Стоя в ней по колено, люди продрогли окончательно.
— Да чего там замешкались? Скоро ли? — Вытягивая шеи, смотрели на видневшийся впереди сквозь сетку дождя понтонный мост.
Наконец по доскам застучали копыта лошадей: авангард перешел на ту сторону. Пехота подвинулась вперед.
— Я только себе местечко нагрел, а тут опять в холодную лезть,— говорил Зыбин, с трудом выдирая ноги из грязи. Но никто не поддержал его, не улыбнулся даже — было не до шуток.
За авангардом на мост ступили стародубовцы.
Впереди карабинеров ехал, нахохлившись, съежившись под дождем, больной генерал Суворов.
Ветер переменился. Теперь он был холодный северо-восточный — «русский». Казалось, что он гнал вчерашние тучи назад, к Дунаю. Ветер налетал порывами.
Карабинеры были уже почти на середине реки, когда вдруг сильным порывом ветра понтоны поворотило в сторону.
— Сорвет! Сорвет! — раздалось отовсюду. Карабинеры на мосту замялись. Суворов повернул назад своего коня и, привстав на стременах, что-то кричал, махая нагайкой.
Задние ряды карабинеров, не видя, что делается на мосту, еще напирали на передних, торопясь поскорее выбраться из болота.
— Опять перетык— понтон порвет!
— Ну и навели!
И солдаты принялись ругать союзников.
— А чем они виноваты? Видишь, как реку вспучило?
Круглые сутки этакий ливень!
Суворов с первыми эскадронами уже съезжал с моста. Все снова очутились на топком лугу.
— Вот и переправились! Теперь будем здесь ночевать.
— Заснешь. Места сухого нет.
— Где там спать — хоть бы дождь-то перестал. Хоть бы кафтан выжать, а то все мокрое,— говорили солдаты.
Пехоте ведено было подняться наверх. Грязные, мокрые, выбрались из болота апшеронцы.
Австрийские понтонеры, гревшиеся у костра, торопились вниз, к реке.
Мимо пехоты, в плаще, забрызганном грязью, проехал сумрачный, злой, не похожий на себя генерал Суворов. Его маленькая лошаденка увязала на топком лугу чуть ли не по брюхо. Взобравшись наверх, Суворов, не обращая внимания на дождь и ветер, поскакал куда-то в сторону. За ним поспешили дежурный майор и адъютант.
— Не удержишь, хочет все делать сам,— недовольно говорил адъютанту дежурный майор, шпоря усталого коня.
Пехота, потеряв всякий строй, сбилась в кучу.
Через несколько минут Суворов протрусил назад к обрыву, что-то сказал поджидавшим карабинерам. Карабинеры, эскадрон за эскадроном, пошли в ту сторону, откуда только что возвратился из разведки генерал. Оказалось, что в полуверсте был лес, куда на ночь переводил Суворов кавалерию.
Пехотинцы старались найти местечко посуше. Все-таки здесь было не так мокро, как внизу.
Дождь опять на время стих. Большинство солдат, укрывшись мокрыми плащами, улеглось. О костре нечего было и думать — все намокло. Да и не хотелось возиться с ним, хотелось поскорее уснуть.
...Александр Васильевич был в ужасном настроении: его весь день мучила одна мысль — зачем он не выступил 6-го, зачем зря потерял целые сутки? Кобург шлет гонца за гонцом, торопит. Боится. Еще бы не бояться: визирь со своей громадной армией стоит от него в двух шагах. Правда, визирь до сих пор не атаковал принца.
Это хороший знак, визирь чего-то ждет. Время, стало быть, еще не потеряно.
Но сегодня все как-то складывается против Суворова. Сначала это нелепая путаница с местом переправы.
Потеряли несколько дорогих, драгоценных часов. Затем несчастье с мостом. Теперь придется ждать, пока на таком сильном течении через разлившуюся, как весной, реку понтонеры снова наведут мост, пока солдаты починят дорогу через луг, чтобы можно было провезти пушки и повозки.
И в довершение ко всему этот ливень, редкостный, небывалый в Молдавии в сентябре. Сентябрь здесь обычно — самый лучший месяц в году: ясный, безоблачный. А вот нате вам... Проклятый ливень вконец испортил дорогу, измучил бедных солдат.
Суворов не находил себе места. Поглощенный своими неприятными мыслями, он забыл о лихорадке. И странное дело — здесь, под проливным дождем, на ветру, озябший, вымокший до нитки, Суворов чувствовал себя здоровым: от волнения лихорадка совершенно прошла.
Суворов велел дежурному майору исправить за ночь дорогу через луг. Из каждого полка отрядили людей рубить фашинник. Казаков разослали по окрестным деревням собрать молдаван с лошадьми и каруцами возить песок.
Работы до утра хватало.
Сдать все на этого австрийского капитана-понтонера, у которого затряслись губы, когда он увидал, что с его мостом сделала река, Суворов не мог. И он не мог сидеть сложа руки, когда кругом было столько дела. Он не мог бы спокойно уснуть, не будучи уверенным в том, что к завтрашнему дню все будет готово.
Суворов только пересел на свежую лошадь и закутался в сухой плащ, который дал ему вестовой. До самого утра он наблюдал за работой солдат и молдаван, толпами сходившихся и съезжавшихся к реке гатить дорогу.
...Башилов, наряженный вчера вместе с другими апшеронцами на работу, разбудил Огнева, который лежал, свернувшись калачиком, у межи.
— Вставай, дядя Илья, погрейся!
Башилов держал манерку с кипятком. Огнев поднялся.
Солнце только что взошло. Было тихо и безоблачно. Лишь глубокие борозды в песке, спускавшиеся вниз, к лугу, напоминали о вчерашнем ливне, да от сырости, от спанья в мокрой одежде ныло тело. Шаровары и кафтан были еще влажные, пахли прелью.
Весело трещали костры. Люди сушили одежду, чистились, грели кипяток. Все повеселели.
— Ну, как управились? — спросил Огнев подымаясь.
— Починили. Навалили фашиннику, насыпали песку. Да ты пей, Илья Миколаевич,— говорил Башилов, подавая Огневу кружку,— грейся!
Зыбин проснулся сам. Он моргал красными, невыспавшимися глазами и, потягиваясь и зевая, говорил:
— До чего сладко спать на брюхе, спиной прикрывшись!
В это время с пригорка проехал окруженный офицерами генерал Суворов.
— Уже встал, — кивнул на него Огнев.
— Какое там встал. Он и не ложился, сердешный. Так с нами цельную ночку и коротал. И с коня не слезал, все смотрел за работой да указывал,— отвечал Башилов.
III
Пока вестовой и Прошка разбивали для Суворова палатку, он отослал принцу Кобургскому письмо:
Я пришел и, чтобы показать это туркам, думаю атаковать их через несколько часов.
Наконец-таки, перейдя через реку Серет, русские к полудню 10 сентября 1789 года дошли до австрийцев.
Когда австрийские ведеты увидали казаков, они были вне себя от радости.
— Русские идут! Генерал-вперед пришел! Мы спасены! — понеслось по лагерю.
Как и при Фокшанах, русские примкнули к левому флангу австрийцев.
Австрийский лагерь стоял на реке Мильке.
— Гляди, опять река. Сколько их тут, прости господи! — удивлялись солдаты.
— А летом, поди, ручейка не сыщешь!..
— Турки, сказывают, уже два дня налетают...
— Пугают.
— Вот мы их ужо попугаем!
Третий день русские войска не отдыхали по-настоящему. Став на место, солдаты быстро разбили палатки, и каждый занялся своим делом. Кто в прошлую ночь был наряжен на работу и не спал, поскорее завалился спать. Любители покушать, стосковавшиеся по свежей кашице, развели костры. А большинство сушили и чистили забрызганные грязью измятые кафтаны и шаровары и приводили в порядок амуницию и оружие. Кавалеристы чистили лошадей, кое-кто уже точил саблю.
Отослав записку принцу, Суворов, прихрамывая, пошел в палатку. Казаки постарались для своего генерала — притащили в палатку добрый воз сена.
Суворов сбросил сапоги, снял каску и кафтан и с удовольствием растянулся на свежем сене. Так хорошо было бы сейчас заснуть: ведь он не спал уже три ночи подряд, но еще надо было договориться с принцем, осмотреть турецкое расположение и составить диспозицию к завтрашнему бою.
Суворов решил завтра же ударить на турок, чтобы ошеломить их. Он шел три ночи и два дня. Шел большею частью проселочными дорогами — чтобы турки не узнали о его продвижении.
Суворов ждал принца. Он разложил на сене карту и старался представить себе, какую позицию выбрал великий визирь.
Долго ждать принца не пришлось. Вдали послышались крики «ура». Суворов сунул руки в рукава кафтана и стал натягивать на больную ногу еще недостаточно просохший сапог.
Суворов успел одеться и выйти навстречу принцу, который, подъехав к палатке, легко спрыгнул со своего кровного серого жеребца.
— Ваше высокопревосходительство, как я рад! — кинулся он к Суворову.
Суворов с удовольствием обнял его и поцеловал в обе щеки.
— Здравствуйте, ваше высочество! Вот мы и снова вместе.
— Простите, что произошло недоразумение с этим мостом. Я не думал, что вы пойдете по столь скверной дороге.
— Некогда выбирать. Скверная, да верная. Самая короткая, — сказал Суворов, откидывая полотнище палатки и пропуская принца вперед.
Кобургский шагнул в пустую палатку. Он уже достаточно знал генерала Сувара и не удивлялся его спартанскому образу жизни.
Приминая сено, они расположились возле карты.
— Ваше высочество уверены, что визирь здесь со всем войском? — спросил Суворов.
— Так говорят лазутчики. Да и по кострам ночью видно.
— Нужно, не теряя времени, ударить. Визирь ждет подкреплений.
— Какие же еще подкрепления? — пожал плечами Кобургский. — Ведь у него и так больше ста тысяч человек!
— Тем лучше — сразу отделаемся от всех! — уверенно заявил Суворов.
— Но, мой друг...— запнулся принц. От волнения он даже встал.
— Чем больше турок, тем больше у них беспорядка! — выпалил Суворов.
— Но ведь их вчетверо больше! — подчеркнул Кобургский.
— А хоть бы и вдесятеро! Все же их не столько, чтобы затмить нам солнце! — твердо сказал Суворов, глядя снизу вверх на высокого собеседника.
— Я проезжал по лагерю, видел: русские войска изнурены походом. Вы так быстро шли — в дождь, в бурю, без ночлегов. Солдатам нужен отдых!
Суворов мельком взглянул на принца: умный, хороший человек, да опять, кажется, струсил. Опять заговорила линейная тактика: как же тут идти на басурман, если по всем ее правилам нужно отступать!
«Ретирада на уме. Придется снова ошеломить его»,— подумал Суворов.
— Ежели ваше высочество не согласны атаковать визиря, я атакую один! — решительно сказал Суворов и, прихрамывая, пошел к выходу.— Эй, братец, коня! — высунувшись из палатки, крикнул он вестовому.
Суворов надел каску, положил в карман карту и обернулся к принцу.
Кобургский стоял, в раздумье перекусывая зубами травинку.
— Простите, ваше высочество, но я должен ехать.
Хочу сам посмотреть турецкое расположение,— объяснил свой отъезд Суворов и вышел из палатки. Принц пошел вслед за ним. Суворов легко вскочил на коня и поехал. Адъютант хотел было нарядить эскадрон для охраны генерала, но Суворов недовольно замахал рукой.
— Не надо, помилуй бог! Пусть урядник и двое казаков!
Принц медленно шел к своему долговязому адъютанту, стоявшему в сторонке, и думал о генерале Сувара:
«Удивительный человек! Великий полководец! Он и с семью своими тысячами разобьет сто тысяч визиря...
— Что же мне делать?»
IV
Суворов осторожно подъехал с казаками к самой Рымне. Лагерь союзников остался далеко позади. Тут уже из-за каждого куста мог выскочить янычар.
Прислушались, осмотрели ближайшие кусты — вблизи, на этом берегу, никого не было.
Суворов спешился в кустах и пошел с урядником и казаком к дубкам, росшим на самой круче. Внизу, под обрывом, пенилась грязно-желтая после вчерашних дождей Рымна.
— Подсобите, казачки! — сказал Суворов, подпрыгивая и хватаясь за сук.
Один урядник легко приподнял генерала. Суворов ухватился за сук повыше, на нижний стал ногами и быстро полез вверх по дереву.
— Шестьдесят годов, а так легко лезет! — удивлялся казачий урядник, глядевший, как генерал, взбирается все выше и выше.
— Не свалился бы старик — подошвы-то сырые, ствол тоже скользкий,— забеспокоился казак,
— Не свалится! Он, брат, не таковский! — ответил урядник.
Суворов влез насколько можно было повыше, поудобнее устроился, обломал мешавшие ветки и смотрел в трубу на турецкое расположение.
Турки стояли между реками Рымной и Рымником, которые блестели вдали. Все пространство между ними было занято турецкой армией. Белели сотни наметов, палаток, шатров. На просторных лугах и полях паслись табуны лошадей, верблюдов, буйволов, ослов. Как на громадной ярмарке, толпились телеги, повозки, каруцы, арбы. Тысячи костров горели всюду.
Суворов насчитал три лагеря. Первый лежал почти у его ног — на противоположном берегу Рымника, у деревни Тыргокукули. У деревенской околицы выглядывали из-за высокого бурьяна жерла турецких пушек.
Суворов прикинул на глаз: в одном этом лагере было значительно больше войск, чем у него.
Второй лагерь располагался на пригорке соседней деревни.
«Это Бохча»,— вспомнил ее название Суворов. Здесь паслось больше скота, чем у Тыргокукули, и гораздо больше было пушек,—Суворов насчитал их до сорока.
«Ну да ничего, мои богатыри возьмут и эти!» — думал он.
Левее Бохчи виднелся Крынгумейлорский лес. Он кишел людьми и лошадьми. А за ним — опять бесконечные обозы.
Где-то там, у Рымника, как доносили лазутчики, был третий, самый большой лагерь визиря.
«Вот если б принц глянул. Помилуй бог! Расписывал ему лазутчик, но еще мало. Принц свалился бы с дерева от страху. Да, крепки дьяволы! Это не под Фокшанами. Позиция у визиря прекрасная»,—думал Суворов слезая. Мешкать особенно было нечего: того и гляди — заметят басурманы и налетят.
Мысль работала лихорадочно. Диспозиция завтрашнего боя понемногу складывалась в голове.
«Я ударю на Тыргокукули, а принц будет охранять фланг и тыл. А потом соединимся и все разом — на визиря. Турки не ожидают. Растеряются!»
План был хорош, но все-таки чрезвычайно рискован: с каждым шагом русских к Тыргокукули расстояние между союзниками должно увеличиваться, фланг и тыл их — все больше обнажаться.
«Ничего, мои богатыри не допустят, чтобы турки атаковали нас с фланга», — думал Суворов, готовясь спрыгнуть вниз с дерева.
Казаки так же бережно сняли Суворова, и он заковылял к коню. На полпути к лагерю их встретили два эскадрона гусар Цеклера, высланные принцем для охраны Суворова. А у лагеря нетерпеливо ждал сам принц Кобургский.
— Ну, как? — спросил он, подъезжая к Суворову.
— Стоят хорошо, как дома. Но мы их завтра прогоним. Вы подумайте, ваше высочество, а я, простите, поеду немного отдохну!
Красные, воспаленные от бессонницы глаза Суворова смотрели устало. Лицо пожелтело и осунулось.
— Да вы едва держитесь на ногах. Вы сегодня спали? — участливо спросил принц.
— Нет.
— А вчера?
— Нет.
— А позавчера?
— Нет.
— Когда же вы спали?
— Еще в Бырладе...
Принц всплеснул руками:
— Так же невозможно!
— Ваше высочество, я пришлю к вам полковника Золотухина, вы обсудите с ним, а я поеду спать.
И, слабо улыбнувшись, Суворов поехал к своему лагерю.
Принц молча смотрел ему вслед.
«Удивительный человек!»—думал он.
Комментариев нет:
Отправить комментарий