БОГ МУЗЫКИ. МОЦАРТ. Несколько штрихов к портрету

История
Исторические персоны, Тайны

ВЕЛИКОЕ ВИДИТСЯ НА РАССТОЯНИИ…

Даже в самые лучшие годы его жизни, в годы наивысшего успеха его творений, никто бы не рискнул сказать, что когда-нибудь его музыка будет считаться вершиной музыкального искусства, а сам он — величайшим композитором всех времен и народов. Для большинства современников он останется необыкновенно талантливым, но чрезвычайно легкомысленным и поверхностным человеком, балагуром и остряком, сочинявшим веселую музыку. «Как природа могла потратить большой талант на такого мелкого и пошлого человека?» — удивлялся, выражая общее мнение, тогдашний критик Эрнст Нейман. Но, как известно, великое видится на расстоянии. Сегодня он — общепризнанный гений, настоящий исполин и почти бог в музыке.
Иоханнус Христосомус Вольфгангус Теофилус (Готтлиб) Моцарт — таково полное имя гения, данное ему при крещении. Позднее греческое Теофилус было заменено аналогичным латинским — Амадеус. Сам же музыкант предпочитал называться так: Вольфганг Амадей Моцарт.

ЧУДО-РЕБЕНОК

«В 5 лет — гений, в 10 — талант, в 20 — обыкновенный человек», — гласит японская поговорка. То есть, в детстве все талантливы, но когда приходят годы, талант уходит. Моцарт был приятным исключением из этого печального правила.
Удивлять родителей он начнет с первых минут жизни. Обычно младенцы, выйдя из чрева матери, кричат и плачут, пугаясь хлынувшего в их глаза яркого света. Вольфганг, напротив, приветливо улыбнется. Принимавшая роды повитуха по этому поводу скажет: «Хороший мальчуган!.. И человеком будет хорошим — веселым и добрым».
Почти с первых же дней жизни младенцы много плачут. Вольфганг же завороженно молчит, во всяком случае, пока в доме звучит музыка. А в доме у Леопольда Моцарта, отца Вольфганга, придворного органиста и композитора, музыка звучит с утра до вечера.
Когда Вольфгангу исполнится три года, отец, шутки ради, посадит его за клавесин. И ушам и глазам своим не поверит! Руководимый каким-то наитием, малыш почти без ошибки воспроизведет напетую отцом мелодию. И тут же полезет под стол ловить на полу солнечного зайчика… С этой поры любой музыкальный инструмент (кроме трубы, которой он почему-то боится) юный Моцарт воспринимает как самую лучшую игрушку. Даже носясь по дому с любимой собакой Тризль, он беспрестанно напевает приходящие ему в голову мотивы.
В 3 года Вольфганг уже свободно играет на клавесине, в 4 года — сочиняет свою первую пьесу, в 5 — не только пишет музыку, но и уже блестяще ее исполняет. В 6 лет его исполнение приводит в восторг буквально всех, в том числе и опытных музыкантов. Однажды в Вене, во время выступления юного Моцарта перед двором австрийского монарха, к нему подошел император и сказал ему в шутку: «Не так уж трудно играть всеми пальцами, а вот сыграть одним пальцем и на скрытых клавишах было бы поистине достойно восхищения». Ничуть не смутившись, мальчик тотчас же стал играть одним пальцем, причем совершенно отчетливо и точно. Публика восторженно загудела. Закончив пьесу, Моцарт попросил, чтобы клавиши чем-нибудь покрыли, и вновь продолжил играть — так же безошибочно и виртуозно, как и прежде. Публика, придя в эйфорию, совершенно заглушила юного музыканта своими аплодисментами.
В 7 лет Вольфганг написал свою первую симфонию, в 12 лет — первую оперу. В 14 лет, сдав сложнейший экзамен по композиции, Моцарт единогласно избирается членом знаменитой болонской Филармонической академии. Правила этого учреждения запрещали принимать лиц моложе двадцати шести лет, но для вундеркинда Моцарта было сделано исключение. Когда отец пришел поздравить его с этой радостной новостью, Вольфганг сказал:
— Ну, теперь то, дорогой отец, когда я уже академик, можно я пойду на полчаса просто погулять?
Леопольд Моцарт, отец Вольфганга, всеми силами стремился развить талант своего сына. Можно сказать, что все детство прославленного композитора — это непрерывная череда напряженных музыкальных занятий и выступлений. И все же ребенок остается ребенком, даже если он гений. Однажды на одном из концертов на эстраду вдруг вышла кошка… Моцарт тотчас же бросил играть и со всех ног помчался к ней. Забыв о публике, юный музыкант стал забавляться с животным, и на сердитый окрик отца виновато отвечал:
— Ну, папочка, еще чуть-чуть, ведь клавесин никуда не денется, а кошка уйдет…
Несмотря на всеобщее удивление и восхищение, которое вызывал юный Вольфганг, он не стал от этого ни упрямым, ни самонадеянным. Даже став взрослым, как пишет Стендаль, «он оставался всегда на редкость милым и послушным ребенком. Ни разу он не выказал недовольства тем, что приказывал ему отец. Даже когда ему случалось выступать в течение целого дня, он играл, не проявляя ни малейшей досады, все снова и снова, если отцу этого хотелось. Послушание его доходило до того, что он отказывался от конфет, если ему заранее не давали разрешения их взять». Видимо, совсем не случайно семейным девизом Моцартов было латинское изречение: «Второй после Бога — отец».
Избалованному, но все же не изнеженному вниманием и любовью в детстве, ох как нелегко приходилось чувствительному и сердобольному Вольфгангу, уже взрослому человеку, ощущать на себе чье-то равнодушие или презрение. В детстве он, как пишет один биограф, «раз десять на дню спрашивал у тех, кто играл с ним: «Вы меня любите?» И когда ему шутя отвечали: «Нет», — на глаза его тотчас же наворачивались слезы». Когда знаменитая Нинон де Ланкло, которой представили мальчика, отказалась его поцеловать, он просто возмутился: «Как! Она не хочет меня поцеловать?» — и разрыдался в два ручья.
Сохранился анекдот о том, как однажды после выступления маленького Моцарта в императорском дворце, юная принцесса Мария-Антуанетта решила показать ему свое роскошное жилище. В одном из залов мальчик поскользнулся на паркете и упал. Принцесса подала ему руку и помогла подняться.
— Вы так добры ко мне… — сказал юный музыкант. — Пожалуй, я на вас женюсь.
Мария-Антуанетта рассказала об этом своей матери. Императрица подозвала к себе маленького «жениха» и спросила:
— Почему ты хочешь жениться на ее высочестве?
— Из благодарности, — ответил Моцарт.

КАК СДЕЛАТЬ ВСЕХ СЧАСТЛИВЫМИ?

Из благодарности Моцарту хотелось сделать всех счастливыми. Если кто-то оказывал ему какую-то услугу, он старался отплатить за нее десятикратно. Щедрая душа его была счастлива, доставляя радость другим. Леопольд Моцарт с нескрываемым удовольствием рассказывал своему другу о том, как однажды застал сына сидящим высоко на дереве и… поющим колыбельную. Оказывается, Вольфганг обнаружил под деревом птенца, выпавшего из гнезда. Поместив птенца за пазуху, он полез на дерево положить его обратно. Когда это было сделано, он решил, что «пока птенчик напуган, а мама пока где-то летает, надо его как-то успокоить, чтобы он опять не выпал…» И, не придумав ничего лучшего, стал напевать ему колыбельную… В то время Вольфгангу уже исполнилось 16 лет. Таким же отзывчивым и щедрым он оставался всю жизнь.
«Что случилось, друг мой?» — спросил однажды какой-то знакомый, увидев в зальцбургском парке Моцарта, сидящего на коленках у березового пня и горько рыдающего. «Береза…» — сквозь рыдания отвечал Моцарт. «Что береза?» — переспросил знакомый. «Сгубили! Нашу березку сгубили!». Оказывается, кто-то срубил березу, которую когда-то посадил его отец в честь своей молодой жены Анны Марии, матери Моцарта. Увидев это, Моцарт не в силах был сдержать слезы.
Эта необычная душевная чуткость — самый настоящий показатель благородства человека. Моцарту можно многое простить из тех не самых красивых поступков, что он совершил — по глупости ли, по слабости ли, не важно — только за эту сердечную отзывчивость и щедрость. Однажды к Моцарту пришел старый настройщик, чтобы натянуть несколько струн на его дорожном фортепиано. «Ну, дедушка, — обратился к нему композитор, — сколько с меня причитается? Я ведь завтра уезжаю». Бедняк, считавший его вообще чем-то вроде божества, смутившись и окончательно оробев, пробормотал в ответ: «Ваше императорское величество!.. Господин капельмейстер его императорского величества!.. Я… Я не могу… Правда, я заходил к вам несколько раз… Уж коли так, заплатите мне талер!» «Талер? — возразил Моцарт. — Полно! Такому почтенному человеку, как вы, из-за какого-то талера и беспокоиться нечего». И дал ему пять дукатов. (То есть, в пятьдесят раз больше, чем просил настройщик!) Поистине королевская щедрость растрогала старика до слез и он, уходя, все еще повторял, кланяясь почти до пола: «О, ваше императорское величество!..»
В одной из биографий можно отыскать рассказ о том, как однажды на одной из улиц Вены к Моцарту обратился один бедняк. Но денег при себе у композитора не оказалось. Тогда он пригласил несчастного зайти в кафе. Сев за столик, он вынул из кармана бумагу и за несколько минут написал менуэт. Моцарт отдал это сочинение нищему и посоветовал зайти к одному издателю. Тот взял бумагу и отправился по указанному адресу, не очень-то время в успех. Издатель взглянул на менуэт и… дал нищему пять золотых монет, сказав, что можно приносить подобные сочинения еще.
Фридрих Гримм, известный французский энциклопедист и покровитель Моцарта, неудачно пытавшийся обустроить его в Париже, писал к его отцу: «Он слишком чистосердечен и недостаточно энергичен, его очень легко провести, он недостаточно озабочен поисками средств, необходимых, чтобы сделать карьеру. Но здесь, чтобы пробиться, необходимы пронырливость, предприимчивость, подлость. Думая о его карьере, я желал бы, чтобы у него было вдвое меньше таланта и вдвое больше ловкости — это меня не смутило бы».
Моцарту была абсолютно чужда корысть: он нередко давал деньги любому и еще чаще тратил их совершенно необдуманно. Моцарт — сама противоположность «пронырливости, предприимчивости, подлости». И потому перед обладателями этих качеств он совершенно безоружен. Торговцы нотами, директора театров и другие состоятельные и деловые люди постоянно злоупотребляли его бескорыстием. Именно поэтому значительная часть его музыкальных творений не принесла ему никакого дохода. Он писал свои знаменитые оперы, симфонии и мессы в угоду людям, которым просто хотелось получить лично для себя ту или иную вещь Моцарта, вовсе не заботясь о том, чтобы заплатить их автору.
«Чем уродливее жизнь вокруг, тем прекраснее должна быть музыка!» — говорил Моцарт. И — целиком уходил в работу. Наверное, в этом есть какая-то справедливость: тому, кто так искренне и щедро делится с ближними своим талантом и другими личными благами, судьба старается как-то восполнить розданное — счастливой любовью, долголетием, здоровьем, богатством, карьерой, прижизненной или посмертной славой. Моцарту судьба решила отплатить только одним — вечной славой.

(Семья Моцарта: сестра, сам Моцарт, портрет матери, отец)

ХОРОШИЙ ТАНЦОР

Однако вспомним высказывание Неймана о Моцарте: «мелкий» и «пошлый». Надо признаться, мнение Неймана разделяли тогда многие. Невольно возникает вопрос: как же так, почему Моцарта, блестящего музыканта, добрейшей и нежнейшей души человека, общего любимца Европы, иногда вышвыривали из некоторых домов буквально пинком под зад?
Человек вечно рассеянный, привыкший лишь играть и развлекаться, Моцарт становился существом высшего порядка лишь тогда, когда садился за фортепьяно. В другое время он из «чуда-гения» превращался в того самого никчемного и пустого человека, которого едва терпели, а то и откровенно презирали так называемые деловые люди и «здравомыслящие» обыватели.
По описаниям Наннерль, сестры Моцарта, а также многих других современников композитора, Вольфганг непозволительно часто вел себя, как самый настоящий ребенок. «Все, затаив дыхание, внимали звукам немецкого Орфея, — вспоминает современник день, когда Моцарт, находясь в какой-то компании, вдохновенно импровизировал. — Но вдруг ему все надоело, он вскочил и начал в своей дурашливой манере, как это часто происходило, прыгать по столу и креслам, мяукать, как кошка, и кувыркаться, как озорной мальчишка...» Случалось, он и кукарекал, и ни c того, ни с сего начинал распевать какую-нибудь потешную забористую песенку, после чего чванливым аристократам и пуритански строгим бюргерам становилось ясно: у «немецкого Орфея» не все дома.
К сожалению, Моцарт не был в состоянии долго сосредоточиться на чем-то, что не вызывало у него интереса. Проще говоря, он не умел притворяться. А это уже вещь совершенно непростительная для человека из приличного общества. К тому же, Моцарт не всегда умерен по части выпивки и еды. А уж его бесцеремонные манеры, а главное, шутки, может выдержать не каждый. Что, спрашивается, за шутки? Да уж явно не самого высокого штиля: например, подговорить лакея и подложить в кастрюлю вместо бараньих котлеток живую лягушку или ужа. То-то будет ему веселья, когда старая скупердяйка-баронесса, пригласившая его испробовать новый клавесин, шлепнется от испуга вместе со стулом на пол, задрав кверху кривые ноги в рваных чулках.
Или еще одна его выходка: отправит огромнейшую посылку одному «озабоченному» здоровьем своей тещи музыканту. Когда тот вскроет тяжеленный пакет, то обнаружит в нем лишь две вещи: короткую записку и большущий булыжник. В записке будет сказано: «Когда я узнал, что здоровье твоей драгоценной мамочки пошло наконец на поправку, этот камень свалился у меня с сердца».
Если не считать всего, что касается сочинения музыки, то самыми любимыми занятиями Моцарта были… Может быть, вы догадаетесь сами, читатель, что может нравиться человеку, оставшемуся в душе ребенком? Правильно: игры. Игры в шары, фанты, «прятки», шахматы, карты, стрельба из лука… Но самая любимая — игра на бильярде. И особенно — на деньги. Трудно подсчитать какое количество денег проиграл Моцарт в карты и бильярд! Неудивительно, что он всю жизнь нуждался, хотя зарабатывал достаточно большие деньги и мог бы считаться, при определенной экономии, вполне состоятельным человеком. В бильярд он играл со всеми желающими, а когда желающих не находилось, играл сам с собой. Даже в своем доме он соорудил бильярд и по нескольку часов в день «катал шары», громко комментируя собственные удачные или неудачные удары.
И уж, конечно, было бы странным, если бы музыкант, написавший сотни красивейших танцевальных мелодий, не любил бы танцевать. Танцы — еще одно увлечение Моцарта. Танцевал он так же хорошо, как и сочинял. Во всяком случае, в любом трактире, где играла музыка, лучшим танцором неизменно признавался Моцарт. А чем плохо? Тут тебе и бесплатная выпивка за счет заведения, и новая подружка, и новые друзья. Порой случались и курьезы: лучшей танцовщицей иногда оказывалась какая-нибудь здоровенная краснощекая бабища, и маленький Моцарт, ничуть не смущаясь и не боясь быть затоптанным, отчаянно отплясывал с ней какой-нибудь веселый народный танец, упершись своей даме головой в живот. Толстая гигантесса, едва поспевающая за своим юрким кавалером и громко вухкающая, и смешной, худющий, как спичка, со съехавшим на бок париком Моцарт — должно быть, это и впрямь было забавное зрелище.

СВЕРХ-ХОЛЕРИК

Моцарт был очень маленького роста — всего 153 сантиметра. Всю жизнь он отличался слабым здоровьем, был худ и бледен (в детстве болел рахитом). Не мог он похвастаться ни стройностью фигуры, ни красотой лица. Напротив, у него был крупный нос, тщедушная впалая грудь и узкие, «девичьи» плечи, несколько великоватая для его роста голова и разные уши — одно нормальное, другое — заметно меньше, без мочки и с искривленной ушной раковиной. Лицо его, по словам современника, «не поражало ничем, кроме свой крайней подвижности. Выражение его лица менялось ежеминутно, но выдавало лишь то страдание или то наслаждение, которое он испытывал в данный момент… Все его тело постоянно находилось в движении; он вечно играл руками или стучал ногою об пол». Вся эта подвижность — и лица, и тела — следствие подвижности души. Отсюда — страсть к перемене мест (в одной только Вене Моцарт одиннадцать раз менял жилье). Будучи сверх-холериком, он был скор и на движения (для музыканта это очень важное качество), и на мысль, и на язык. Вот за это ему также перепадало.
Не умея искусно притворяться, Моцарт беспощадно осуждал все посредственное и искренне одобрял все, что ему встречалось подлинного хорошего. Он ценил Генделя, Баха, Глюка, Гайдна. И не щадил самолюбия тех, кого считал посредственностью. Ну а последних, как водится, во все века — большинство. Стало быть, Моцарт стал для этого большинства личным врагом. Ладно бы дело касалось только творчества, так нет же, неосторожный Моцарт норовит еще и задеть каждую «бездарь» каким-нибудь крепким словцом или кличкой. Так своего первого ученика Зюсмайера он переименовал в Свиномайера. Сальери для него — это «музыкальный фаллос» (в оригинале — не «фаллос», а более популярное в народе словцо), Ван Свитен, друг и меценат Моцарта, — «такой же зануда, как все его накрахмаленные симфонии», все его земляки — «хвастливые дурни», и так далее. Скороспелость моцартовских оценок не миновала и его друзей. Не всегда продуманные, сказанные в минуту эмоционального возбуждения — а иных минут у Моцарта, кажется, и не было, — обидные и несправедливые слова оттолкнули от него немало людей честных и порядочных. Даже мудрый и преданный Гайдн, когда ему передали нелестный отзыв о нем Моцарта, только и смог на это ответить: «Мне очень жаль, если он так думает».
Особое удовольствие доставляли Моцарту всякие скабрезные словечки. Он сыпал ими легко, точно это обычные слова. Его письма, причем даже к дамам и совсем юным девушкам, полны слов, обозначающих срамные части тела и описывающих известные естественные надобности. Сальери как-то в ответ на вопрос, почему он не допустил Моцарта стать учителем музыки для дочери австрийского императора, ответил: «Помилуйте, как же можно допустить к принцессе человека с такими манерами? Ведь у него «ж…па» и «выкуси» как у нас с вами «здравствуйте»!»
Первый в музыке, в быту он мог бы считаться последним. Про таких говорят — безрукий. Почти во всем, что касается домашних дел, Моцарт был чрезвычайно неловок. Даже обращаться с обычным столовым ножом он не умел: по привычке просил жену или прислугу разрезать ему пищу. Если же иногда он сам принимался за это, то дело завершалось серьезными порезами пальцев или, в крайнем случае, порчей стола. В другой раз он умудрился небольшим перочинным ножиком так разрезать себе ногу (!), что потом целый месяц ходил хромая. Моцарт оставался ребенком и во всех других отношениях. «Он так и не научился управлять собой. Порядок в домашних делах, бережливое отношение к деньгам, известная умеренность и разумный подход ко всякого рода удовольствиям — все эти добродетели были ему неведомы», — сообщает о нем Стендаль.
Музыковед Альфред Эйнштейн, двоюродный брат знаменитого физика и автор монографии о Моцарте, также отмечает несамостоятельность композитора: «Он не имел ни малейшего представления ни о домашнем устройстве, ни о том, как обращаться с деньгами, ни об умеренности и разумных увлечениях. Он всегда нуждался в руководителе, в опекуне, который бы занимался бы его домашними делами, ибо ум его постоянно был занят множеством совсем иных предметов и поэтому вообще утратил способность воспринимать другие, тоже достаточно серьезные вопросы».
Главное для Моцарта — это творчество. Ради музыки он готов пренебречь всем. Здоровьем, удовольствиями и даже собственными детьми. Не имея должного ухода и внимания, дети Моцарта хиреют и умирают. А тех, что выживают, он пытается все время кому-нибудь сплавить — например, старику-отцу. Но тот уже слишком стар, чтобы взять «на попечение» двух внучат. Приходится или брать их с собой, или оставлять на руки какой-нибудь доброй душе…

БОГАТЫЙ БЕДНЯК

Работоспособность Моцарта поражает. За свою короткую жизнь (Моцарт прожил неполных 36 лет) он сумел написать более 600 произведений, которые охватывают все без исключения музыкальные жанры и формы, существовавшие в музыкальном искусстве той эпохи. При этом во всех жанрах (опера, симфония, концерт, камерный ансамбль, область духовной музыки и т. д.) Моцарт оставил истинные шедевры. Хорошо знавшие композитора люди не могли не дивиться его творческой выносливости. Кажется, уже сам факт присутствия внимательных и разборчивых ценителей музыки прогонял всю его усталость. Когда он видел, что его исполнение доставляет удовольствие присутствующим, он мог играть и импровизировать почти бесконечно.
Однажды он просидел за инструментом 12 часов подряд и продолжал бы услаждать благодарную и понимающую публику, если бы кто-то вдруг не вспомнил, что время уже далеко за полночь и к тому же это гостиница, а не частный дом, и другие постояльцы уже наверняка хотят спать. Моцарт тотчас же предложил всем пойти к нему домой и продолжить концерт там. Однако благоразумие и усталость в этот раз победили.
В другой раз моцартовское неумение считаться с чем-либо, кроме желания получать удовольствие столь долго, сколько это возможно, едва не закончилось скандалом. По условию, он должен был утром предоставить готовую увертюру к опере «Дон Жуан». Накануне вечером Моцарт отправился в трактир и хорошенько провел там время, вволю наплясавшись, наговорившись и насмеявшись. Вернувшись совершенно усталым часам к одиннадцати, он вдруг вспомнил, что в семь утра к нему придут переписчики за увертюрой. Что же делать? Моцарт просит жену приготовить ему пунш и посидеть с ним рядом, не давая ему спать. Она согласилась и стала рассказывать ему сказки, которые он так любил слушать. Однако от пунша его клонило ко сну; он работал только, пока жена рассказывала, и закрывал глаза, как только она умолкала. Усиленная борьба с дремотой настолько утомили Моцарта, что жена уговорила его немного отдохнуть, дав слово разбудить его через час. Он заснул таким глубоким сном, что она дала ему проспать вдвое больше и разбудила лишь около пяти часов утра. К счастью, оставшегося времени хватило на то, чтобы закончить увертюру. Любопытно, что некоторые поклонники Моцарта находят в этой знаменитой увертюре пассажи, где композитора одолевал внезапный сон, и где он вдруг просыпался.
Казалось бы, при такой работоспособности и плодовитости Моцарт рано или поздно просто обречен был стать если не богатым, то вполне финансово независимым человеком. Но, как известно, Моцарт умер практически нищим и был похоронен в общей могиле. Как же так? Вот что по этому поводу говорит искусствовед Габриэле Рамзауэр, главный хранитель музейных экспозиций и реликвий Моцартеума — Международного фонда имени Моцарта в Зальцбурге:
«Разговоры о том, что Моцарт не пользовался должным признанием современников, что ему мало платили, он влачил бедное существование и умер почти без копейки, — не более чем домыслы, создающие фальшивый образ непонятого гения, который не мог толком заработать своим искусством на кусок хлеба. Все это выдумки. На протяжении большей части своей жизни композитор зарабатывал по тем временам безумно много. Только доходы от уроков трем ученикам составляли в пересчете на нынешние деньги около 18 000 евро в год. За концерт Моцарт брал в среднем 4000 евро, а постановка оперы «Дон Жуан» в Праге принесла ему гонорар в размере минимум 38 000 евро. Живя в Вене, Моцарт брал за урок по 45 евро в час, тогда как его отец в Зальцбурге зарабатывал уроками всего по 4 евро в час. В целом уровень доходов Моцарта сравним сегодня с тем, который имеет, к примеру, главный врач какой-нибудь преуспевающей частной клиники».
По словам Рамзауэр, проблема Моцарта заключалась отнюдь не в нехватке денег, а в тщеславии и честолюбии и в неспособности рачительно распоряжаться заработанным. Он любил вращаться в аристократических кругах и, стараясь ни в чем не отстать от знати, жил на широкую ногу. Моцарт обзавелся собственным парикмахером, который будил его каждое утро, шил платья и обувь у лучших мастеров, завел дорогой экипаж и хорошего коня, купил себе бильярдный стол и проигрывал на нем целые состояния. Только за аренду понравившейся квартиры он мог, не задумываясь, выложить сумму, соответствующую примерно 15 000 евро, тогда как в Зальцбурге его отец за куда более обширные апартаменты из семи комнат плюс большой салон платил, как минимум в пять раз меньше. «Моцарт легко залезал в долги, но и сам охотно давал взаймы. Деньги будто просачивались у него сквозь пальцы, и он так и не научился контролировать свои расходы», — отмечает Рамзауэр.
Это — одно объяснение вечной нужды композитора. Но есть и еще одно мнение на этот счет. Самого Моцарта.

«У МЕНЯ ЕСТЬ КОНСТАНЦИЯ…»

Однажды, получив за выступление на концерте тысячу гульденов (сумму по тем временам баснословную!), Моцарт уже через две недели сидел без денег. Ван Свитен, у которого тот попытался занять, с удивлением заметил:
— У тебя нет ни замка, ни конюшни, ни дорогостоящей любовницы, ни кучи детей, как у меня... Куда же ты деваешь деньги, мой дорогой?
— Но у меня есть жена Констанция! — весело напомнил Моцарт. — Она — мой замок, мой табун породистых лошадей, моя любовница и моя куча детей...
Один из советских музыкальных критиков сравнил жену Моцарта с Натальей Гончаровой — злосчастной женой Пушкина. Обе сыграли одну и ту же роль: вольно или невольно подтолкнули своих мужей в могилу. Если бы Моцарт женился на ком-нибудь другом, может быть, все было бы не так безнадежно… Тогда, быть может, Моцарт не поссорился бы с отцом и сестрой, не погряз бы в долгах, не разрушил бы собственного здоровья, питаясь порою «чем бог пошлет», не таскался бы по публичным домам и не подцепил бы сифилис (с 1789 года, после смерти дочери Анны-Марии, Констанция просто не подпускала мужа к себе — ее от него тошнило… Не «тошнило» ее только от ученика Моцарта, молодого Зюсмайера, который стал ее любовником). Тогда, возможно, не пришлось бы бедному Вольфгангу тайком лечить свою постыдную болезнь — и чем? — сулемой, водным раствором ртути, медленно убивающим ядом! От чего он, в конце концов, и умер, породив десятки версий об отравлении. Если бы… Ах, как все было бы прекрасно, если бы «если бы» что-то могло исправить!
Выбирая жену, Моцарт, конечно же, руководствовался не здравым рассудком, а сердцем. (Покажите мне того, кто поступает иначе!) Кажется, он не был настолько влюблен в Констанцию Вебер — ему больше нравилась ее старшая сестра, Алозия. Однако та предпочла более выгодную партию, выйдя замуж за придворного актера и живописца Иозефа Ланге. Но тут в дело вмешалась проворная Мария Цецилия Вебер, мать трех девиц-бесприданниц. В результате лихо закрученной ею хитроумнейшей интриги, Моцарт почувствовал себя тем «негодяем, который скомпрометировал порядочную девушку».
Отец, познакомившись с семейством Вебер и догадавшись, к чему идет дело, писал сыну: «Хочешь ли ты помереть заурядным музыкантом, о котором позабудет весь мир, или знаменитым капельмейстером, о котором будут читать в книгах? Умрешь ли ты, связавшись с какой-нибудь юбкой, на соломенном тюфяке, в комнате, полной нищих детей, или после христиански, с удовольствием прожитой жизни скончаешься в чести и долговечной славе, в полностью обеспеченной семье, почитаемый всем миром?». Но предостережения отца опоздали. Мадам Вебер заставила Моцарта подписать обязательство жениться на Констанции, а затем… выплачивать ей, матери Констанции, 300 гульденов ежегодно «на хозяйство». (Любопытно, что Иозеф Ланге, по настоянию расторопной мамаши, обязался выплачивать своей теще «на хозяйство» 700 гульденов в год, причем пожизненно.)
«Итак, — пишет после «соглашения» Вольфганг отцу, — Вы получили мое письмо, и я вовсе не сомневаюсь, что со следующим письмом получу Ваше соизволение на мою женитьбу. Вы не можете вовсе ничего возразить против оной... ибо она честная, славная девушка, дочь хороших родителей. И я в состоянии зарабатывать на хлеб насущный. Мы любим, друг друга и желаем друг друга. Все, что Вы мне написали и могли бы написать, не что иное, как открытый, благожелательный совет, как всегда прекрасный и добрый, однако не подходящий уже для мужчины, зашедшего со своей девушкой достаточно далеко. Следовательно, тут нечего откладывать. Лучше привести свои дела в порядок и сделать порядочного парня...»
Ни сестра, ни отец на свадьбу Вольфганга и Констанции не приехали, а благословение отца пришло только на следующий день после венчания. «Когда мы были обвенчаны, — писал Моцарт сестре на следующий день после свадьбы, — мы оба — моя жена и я — заплакали. Это всех, даже священников, очень тронуло. И все плакали, потому что они были свидетелями наших растроганных сердец… Одним словом, мы созданы друг для друга, и Бог, который все направляет, а следовательно, направил и это, не покинет нас». Увы, бедный Моцарт ошибался. Однако вначале все шло, как нельзя лучше.
Они были слишком похожи друг на друга: оба отличались легким и радостным отношением к жизни и постоянной готовностью к веселью. Однажды зимой к ним пришел гость и застал их танцующими: оказалось, таким образом супруги пытались согреться, поскольку денег на дрова у них не было… Еще одна история рассказывает о том, как однажды летним вечером Моцарт с женой вышли на прогулку. Констанция обратила внимание на модно одетую молодую венку. «Ах, какая нарядная! — воскликнула она. — Мне больше всего на свете понравился ее пояс, но особенно красный бантик, которым он застегнут». «Какое счастье, — жизнерадостно отозвался Вольфганг, — что тебе нравится именно бантик! Потому что только на него у нас и хватит денег…»

(Констанция, жена Моцарта)

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ

В июне 1783 г. у Моцартов родился первенец, сын. Оставив младенца кормилице, легкомысленные молодые поехали в Зальцбург. Три месяца они отдыхали в доме старшего Моцарта, который на короткое время примирился с невесткой. Вернувшись в Вену, чета Моцартов узнала, что ребенок, лишенный нормального ухода, умер. Впоследствии из шести детей, родившихся у Констанции за девять лет супружества, выжили лишь двое самых крепких.
Констанция оказалась в меру талантливой, обаятельной женщиной, но никакой как хозяйка дома и совершенно беспечной как мать. Все, кто бывал у них дома, поражались неухоженностью и бедностью обстановки — разве только соломенных тюфяков, которые когда-то ему предрекал отец, не было. Погостив однажды несколько дней у Вольфганга, отец пожаловался дочери, что дом сына больше напоминает сумасшедший дом — музыка гремит целый день, орет младенец, с лаем носится по квартире пес Гуккель, поет как оглашенная канарейка Штарль. В доме постоянно гости — пьют пунш, стучат на бильярде, слушают музыку.
С 1789 года материальное положение Моцарта не лучше, чем у бедного подмастерья. Деньги у него не задерживались — он радостно их тратил, не думая о будущем. Констанция тоже не умела и не хотела экономить. Безденежье ее ужасно злило. Располневший суетливый муж стал раздражать. Ее «хрупкое здоровье» требовало лечения в санатории: хронические запоры — не шутка! Несколько раз за год она лечилась в Бадене. А муж давал бесконечные уроки, чтобы оплатить ее лечение.
«Кто женится на красоте, тот выбирает бессонные ночи и тревожные дни», — утверждает итальянская пословица. Зная легкомыслие Констанции, Моцарт отправляет на разные курорты, где она больше отдыхает, чем лечится, всевозможные наставления для своей дорогой женушки. В письме от 16 апреля 1789 года он просит ее: не грустить, поберечь здоровье и не доверять весеннему воздуху, не гулять пешком одной, а главное — не только «помнить о твоей и моей чести, но и соблюдать внешние приличия». Даже когда Констанция уже была на сносях, он все еще не может на нее положиться. И потому пишет ей (лето 1791 года): «…Прошу тебя… не ходи в казино; 1-е: там эта компания. Ты понимаешь, что я хочу сказать? И 2-е: танцевать ты все равно не можешь, а ходить просто так, смотреть, лучше, когда рядом с тобой муженек».
Даже в супружеской верности свой подруги Моцарт не уверен. Альфред Эйнштейн приводит по этому поводу анекдот, который, если вдуматься, скорее печален, нежели смешон:
«Летом 1791 года молодой лейтенант фон Мальфатти лечился в соседнем Бадене, стремясь окончательно залечить раны, полученные во время последней турецкой кампании. Лейтенант хромал и поэтому вынужден был проводить большую часть дня в своей комнате, расположенной в партере. Сидя у окна, он читал и весьма часто поднимал глаза от книги, чтобы поглядеть на стройную чернокудрую молодую даму, квартировавшую в доме напротив и тоже в партере. Однажды, когда день уже клонился к вечеру, он увидел человека небольшого роста, который, крадучись, пробирался к тому дому, осторожно оглядываясь по сторонам и явно собираясь влезть в окно к даме. Господин лейтенант, хромая, тут же бросается на защиту своей хорошенькой визави и хватает маленького человека за плечо: «Что вам тут нужно, сударь? Ведь это не дверь!» «Но могу же я влезть в окно к собственной жене» — возражает незнакомец. Это был Моцарт, который неожиданно приехал из Вены навестить свою супругу и решил на свой лад доставить ей двойной сюрприз — она вернется с вечерней прогулки, а он уже у нее в комнате, и никто об этом не знает».
Осенью 1791 года Констанция «болела» в Бадене, а на самом деле бывала на балах и заводила романы. Постоянным провожатым Констанции в это время был галантный красавец Франц Ксавер Зюсмайер — последний ученик Моцарта. Письма Моцарта жене пестрят ядовитыми замечаниями по отношению к Зюсмайеру. Он возмущается и негодует, что жена публично унижает его, не скрывая своих отношений с учеником. Констанция же, ревнуя Моцарта к его ученице, красавице Магдалене Хофмайер, считала, что у нее есть все права на роман. Она всегда его ревновала к красивым и талантливым женщинам.
В июле 1791 года у Констанции родился красивый мальчик, которого она, чтобы еще больше позлить мужа, назвала Франц Ксавер, обоими именами Зюсмайера, его отца. Разумеется, это не принесло покоя в семью. Моцарт был вынужден смириться с ее связью с Зюсмайром. В письме к Констанции от 14 октября 1791 года он пишет: «…делай с NN, что хочешь».
Зюсмайер устраивал Констанцу во всех отношениях: молод, хорош собой, статен, состоятелен, обходителен, интеллигентен и талантлив — кое-кто ему прочил большое будущее. С ним Констанца отдыхала душой, с ним она чувствовала себя полноценной женщиной. Возможно, она уже строила дальнейшие планы совместной с Зюсмайером жизни, но все перепутала смерть мужа.

(Еще один портрет Констанции Моцарт)

ПОХОРОНИЛИ, КАК… СКВОРЦА

Может быть, не в последнюю очередь измена Констанции стала ответом на постоянные «увлечения» мужа. А если добавить сюда и житейскую неустроенность, непредсказуемость завтрашнего дня, отсутствие каких бы то ни было утешительных надежд, то все кажется вполне логичным.
Конечно, Моцарт тоже не был ангелом с крылышками. Он не волочился за каждой юбкой, но и вовсе не бегал от подобного рода удовольствий. У него было множество легких «романов», одномоментных увлечений. Но в целом, большинство его встреч с женщинами, как пишет Эйнштейн, «были сплошной цепью неудач». Это не удивительно, если вспомнить, что Моцарт был мал, хрупок, некрасив и, главное, беден. Впрочем, и это не было препятствием, если бы не самая высокая требовательность к внешним данным партнерши. Только яркие красавицы пробуждают в нем половой интерес. Если же этот интерес кто-то испытывает к нему, не отвечая при этом его канонам красоты, тот тут уж просто беда — он, добрейший и чувствительный, становится беспощадно жестоким. Вот как описывает он свою, не прошедшую его эстетический отбор, поклонницу: «Если бы художнику захотелось как можно натуральнее изобразить черта, он должен был бы взять за образец ее лицо. Она толста, как деревенская девка; потеет так, что любой станет плеваться; да к тому же еще и оголяется; просто так и читаешь: «Прошу вас, взгляните сюда!» И действительно, узреть там можно многое, того гляди — ослепнешь. Но попробуй-ка на свое несчастье туда заглянуть, весь день не очухаешься — тут уж понадобится венское питье — до того она отвратительна, омерзительна и грязна! Тьфу, черт!»
И все же большинство биографов, как, например, Марсель Брион, подчеркивают: Констанция — это «беспечная, апатичная, ленивая, занятая только своим благополучием и жившая лишь собственными удовольствиями женщина-ребенок», которая «не хочет быть ничем, кроме активной и требовательной партнерши по наслаждениям»; Вольфганг же — «не распутник, а здоровый, сильный мужчина, намеревавшийся жениться — как он однажды признался отцу — для того, чтобы жить полноценной плотской жизнью, отдаваясь соответствующим желаниям только совершенно добровольно», и еще он — «самый внимательный и самый лучший из мужей». Последняя фраза уже из другого биографа — Паумгартнера. «Он нежно любил свою жену, — пишет Паумгартнер, — хотя и избегал раскрывать перед нею самые интимные стороны своей души. Он разделял с нею радости и заботы повседневной жизни, стараясь внедрить свои собственные принципы чести и моральной чистоты в ветреный и переменчивый характер Констанции. Он окружал ее предупредительностью и добротой, всегда заботясь о том, чтобы ни в чем ей не противоречить. Когда она укладывалась в постель по причине своих частых болезней или когда рожала, Моцарт постоянно находился около нее и ухаживал за ней поистине по-отцовски».
Что ж, все это очень похоже на правду. Несмотря на сексуальный романтизм, Моцарт привносил в их союз с Констанцией куда больше, чем это делала его озабоченная лишь собой супруга.
Поведение Констанции в часы кончины Моцарта, да и после того, вызвало множество осуждений. Когда Моцарт умер, Констанца была больна, в полной растерянности, и не могла — или не захотела — воспрепятствовать богатому «покровителю» Моцарта, Ван Свитену, предложившему сэкономить и похоронить бедный труп в общей могиле. Похороны Моцарта стоили всего восемь флоринов и пятьдесят шесть крейцеров. Узнав про сумму, Констанция, воскликнет: «Боже мой!.. Когда у него умер скворец… он похоронил его торжественно… в нашем саду. И похороны скворца обошлись нам в ту же сумму!»
Она не пойдет провожать его на кладбище. Не дойдут до него и те немногие, кто пойдет — Зюсмайер, Сальери, Ван Свитен… Все они, сославшись на «плохую» погоду (накрапывал дождь…), уйдут с полдороги домой.
Оправдываясь болезнями и жестокой экономией, вдова Моцарта в течение последующих лет была не в состоянии ни навещать могилу мужа, ни возлагать на нее цветы, ни поставить памятник, в чем ее, как это ни глупо, упрекали тоже. Глупо потому, что, когда спустя семнадцать(!) лет после смерти мужа она впервые приехала на кладбище (и то, после долгих уговоров своего нового мужа!), она так и не смогла отыскать могилу Моцарта. Здесь она узнала, что общие могилы сохраняются только в течение семи лет…

(По центру - могила Моцарта, слева - Бетховена, справа - Шуберта)

«БЕДНАЯ» ВДОВА

После смерти Моцарта, действительно, все имущество в судебном порядке было описано за долги, погашать которые пришлось уже вдове, оставшейся с двумя маленькими детьми. Чтобы выбраться из долговой ямы, Констанция обратилась к императору с просьбой о пенсии и организации концертов, выручка от которых должна была идти на погашение долгов. Чтобы разжалобить кредиторов, она стала старательно поддерживать имидж вдовы неимущего гения и неплохо в этом преуспела, сумев не только поправить свое материальное положение, но и разбогатеть.
Констанция начала продавать ноты и письма Моцарта, из которых предварительно вымарывала неугодные ей места. Она ухитрилась получить деньги за Реквием, последнее произведение Моцарта, оставшееся незаконченным (его по черновым наброскам заканчивали уже ученики Моцарта — Зюсмайер, Фрайштедтер, Айблер и Максимилиан Штадлер) целых пять раз. От заказчика Реквиема, графа Вальсега, — за работу, которая по договоренности сочинялась Моцартом анонимно. Затем она продала Реквием за пятьсот гульденов королю Пруссии. Далее она получила плату за одно из исполнений Реквиема. Наконец, она его продала сначала издателю «Брейткопф и Хаэртль», а затем еще и издателю Андре.
Она заключила несколько очень выгодных договоров с издателями и постепенно стала претендовать на право единолично трактовать жизнь и поступки своего мужа. Например, после того, как сестра Моцарта, Наннерль, наняла биографов и передала им для публикации хранившиеся у нее личные документы, Констанция выкупила и уничтожила весь тираж этой книги. По оценкам современных экспертов, общая выручка «бедной» вдовы от коммерческой реализации творческого наследия великого композитора составила в пересчете на современные деньги примерно 5 миллионов евро. При этом «побочным эффектом» столь успешного бизнеса стал мощный и неудержимый рост популярности Моцарта.
После смерти мужа вдова рассорилась с любовником. И после старательно вымарывала его имя из документального наследия мужа. Что касается Зюсмайера, то он также проявил расторопность и сумел достаточно нагреть руки на наследии Моцарта. В 1794 году Зюсмайер дебютирует оперой «Зеркало из Аркадии», которая имела большой успех. Либретто ее до чрезвычайности похоже на «Волшебную флейту» Моцарта. Зюсмайр становится модным композитором, выдавая неоконченные или неопубликованные работы Моцарта за свои. Благодаря «Зеркалу из Аркадии» Зюсмайер снискал у венской публики популярность и получил карьерное повышение: в 1792 году он был назначен придворным капельмейстером (недостижимый предел мечтаний для Моцарта). Неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая жизнь, но судьбе было угодно распорядиться так, что в 1803 году Зюсмайер умер в возрасте 37 лет при загадочных обстоятельствах. По одним источникам, он «преждевременно зачах от туберкулеза», по другим — умер от холеры.
Заботу о детях Моцарта взял на себя Ван Свитен, отправив их в Прагу. Старший Карл был похож на Моцарта, очень одарен, но музыкальной карьере предпочел карьеру чиновника. Младший, Франц Ксавер, не был похож ни на Констанцию, ни на Моцарта. Стал композитором, но ни чем особенно не прославился. Почти тридцать лет прожил во Львове: организовал хор, обучал детей игре на фортепиано, выступал с концертами и дирижировал оркестром. Там же, во Львове, написал пьесы для фортепиано на мотивы украинских народных песен.
Констанция пережила Моцарта на 50 лет. Когда ей надоело быть вдовой гения, хотя за это она получала приличную пенсию, то, воспользовавшись маменькиным опытом, она пустила к себе на квартиру состоятельного, а главное — холостого чиновника Георга фон Ниссена, боготворившего Моцарта. Ниссен и сам не заметил, как стал мужем Констанции…
«Кто же была она, Констанция Вебер, в замужестве Моцарт? — задается вопросом Эйнштейн. И, не колеблясь, отвечает: — Она прославилась потому, что ее любил Моцарт, и любовь его сохранила ее для вечности, как янтарь сохраняет муху. Но из этого вовсе не следует, что Констанция достойна и этой любви, и славы».

МУЗЫКА, КОТОРАЯ ЛЕЧИТ

Кто-то сказал: «Не мы слушаем музыку, а музыка слушает нас». Сохранилось много описаний того, какая атмосфера царила на концертах Моцарта: у одних по лицам текли слезы восхищения, другие цепенели от невыразимого словами наслаждения и долго не могли прийти в себя. Когда ставились его оперы, зал постоянно взрывался аплодисментами, в связи с чем австрийский император даже издал указ, в котором запрещал аплодисменты во время представления. «Если б я мог испросить у Господа еще одну земную радость, — такую запись оставит на склоне лет один из любителей музыки того времени, — то оной была возможность снова услышать Моцарта. Тот, кто не слышал его, не может составить себе даже отдаленнейшего представления, что он был в состоянии совершить...»
Александр Пушкин в трагедии «Моцарт и Сальери» так говорит о музыке Моцарта: «Какая глубина! Какая смелость и какая стройность!». Выдающийся австрийский композитор Иозеф Гайдн, находясь в самом зените своей славы, признался отцу Моцарта: «Заявляю вам открыто, как пред Богом, что считаю вашего сына величайшим композитором из всех тех, о ком мне когда-либо приходилось слышать». А это — выдержка из дневника Петра Ильича Чайковского: «По моему глубокому убеждению, Моцарт есть высшая, кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. Никто не заставлял меня плакать, трепетать от восторга, от сознания близости своей к чему-то, что мы называем идеал, как он. В Моцарте я люблю все, ибо мы любим все в человеке, которого мы любим действительно…» Швейцарский богослов Карл Барт высказался более образно: «Я не знаю, в самом ли деле ангелы в присутствии Бога играют лишь Баха; но я уверен, что в своем домашнем кругу они играют Моцарта». Все эти эмоциональные слова — не просто дань любви к Моцарту. Музыка Моцарта, как заявляют современные ученые, нравится не только потому, что она красива, но еще и потому, что она… целебна.
Слушая Моцарта, люди, как профессиональные музыканты, так и совершенные дилетанты, получают одинаковое удовольствие, или, как выразился Гайдн, «наслаждаются, не давая себе отчета, чем именно». Многие ученые пытались объяснить этот «секрет Моцарта», однако долгое время никому не удавалось проверить «алгеброй гармонию». Более-менее внятное объяснение дала нам современная наука. Так называемый «эффект Моцарта» был открыт во второй половине прошлого века. На сегодняшний день учеными разных стран установлено, что музыка Моцарта:
- улучшает память; страдающие болезнью Альцгеймера также улучшают свои навыки при регулярном просушивании моцартовских сонат;
- прослушивание "Сонаты для двух фортепиано" Моцарта способствует улучшению зрения у пациентов с глаукомой и неврологическими расстройствами зрительной функции.
- ускоряет рост растений, а также способствует увеличению выработки молока у коров;
- ускоряет заживление ран, активизирует клетки организма и мешает размножению ряда патогенных бактерий;
- успокаивает и тонизирует нервную систему у страдающих депрессией. У некоторых людей может также снимать спазмы сосудов головного мозга (мигрень);
- вызывает ускоренное развитие головного мозга ребенка в утробе матери; оказывает сильнейшее положительное влияние на развитие детской психики, творческого начала и интеллекта (доказано, что те, кого с пяти-шести лет приучали к классической музыке, через два года обгоняли по уровню интеллекта сверстников, слушавших популярную музыку и игравших только с компьютерами);
- повышает способности к математике и успеваемость учащихся;
- усиливает нашу мозговую активность. Послушав Моцарта, люди, отвечающие на стандартный IQ-тест, демонстрируют повышение интеллекта.
В одной из книг я прочел рассказ о том, как знаменитый французский актер Жерар Депардье отправился в молодости завоевывать Париж. Он мечтал стать великим актером, но на его пути стояло серьезное препятствие — он сильно заикался. Врач, к которому юноша обратился за советом, предписал ему ежедневно не менее двух часов слушать Моцарта. Через два месяца от заикания не осталось и следа.
Возникает вопрос: почему именно музыка Моцарта, а не Баха, Бетховена, Шопена или, например, Генделя создает такой чудесный эффект?

СЕКРЕТ ГЕНИЯ

Для объяснения секрета Моцарта приведем небольшую, с некоторыми сокращениями, выдержку, почерпнутую из одного научно-популярного журнала.
«Американские исследователи Гордон Шоу и Марк Боднер использовали сканирование мозга с помощью магнитного резонанса, чтобы получить картину активности тех участков мозга пациента, которые реагируют на слушание музыки Моцарта, Бетховена («К Элизе») и поп-музыки тридцатых годов. Как и ожидалось, все виды музыки активизировали тот участок коры мозга (центр слуха), который воспринимает колебания воздуха, вызываемые звуковыми волнами, и иногда возбуждали части мозга, связанные с эмоциями. Но только музыка Моцарта активизировала все участки коры головного мозга, в том числе и те, которые участвуют в моторной координации, зрении и высших процессах сознания и могут играть роль в пространственном мышлении.
В чем причина такого различия? Английский нейролог Джон Хьюс в сотрудничестве с музыковедами проанализировали сотни музыкальных произведений Моцарта, Шопена и 55 других композиторов. Результаты они представили в виде таблицы, в которой указывалось, как часто поднимаются и опускаются волны громкости музыкального звучания, продолжающиеся 10 секунд и более. Анализ показал, что более примитивная поп-музыка располагается в самом низу этой шкалы, в то время как Моцарт занимает в ней первое место.
По мнению Хьюса, самую сильную реакцию в мозгу должны вызывать последовательности волн, повторяющихся каждые 20—30 секунд. Это предсказание основано на том, что многие функции центральной нервной системы также имеют цикличность в 30 секунд (такова, например, периодичность волн активности нейронных сетей). Оказалось, что из всех проанализированных видов музыки именно в моцартовской пики громкости с частотой, наиболее близкой к 30 секундам, повторяются чаще, чем во всех остальных».
Проще говоря, музыка Моцарта более всего близка к «биологической музыке» человеческого мозга.
Есть и еще три — не научных, но человеческих — объяснения феномену Моцарту. Первое: задушевность, главная черта всех его творений. Моцарт всегда оставался верным своему главному принципу, высказанному им в письме к отцу: «Музыка, даже при самых ужасных ситуациях, никогда не должна оскорблять слуха, но обязана ему доставлять наслаждение». По выразительности музыку Моцарта верно называют «музыкой души»: в ней отразилась вся прекрасная, любящая, искренняя натура этого удивительного музыканта и человека.
Второе: универсальность музыки Моцарта. От австрийской музыки она впитала в себя ее светлую жизнерадостность и юношескую задорность, от немецкой — сосредоточенную серьезность и нежную мечтательность, от итальянской — пленительный мелодизм и певучесть, от французской — изящество и непринужденность, от чешской — задушевность и добродушие.
И, наконец, третье: музыка Моцарта — это музыка психически абсолютно здорового человека. Известный российский психиатр Александр Шувалов, проанализировав историю жизни и болезни композитора, пришел к выводу: «Моцарт — редкий случай всеми признанного гения, не страдавшего каким-либо психическим расстройством». Иначе и быть не может: каков человек внутри, такова и его музыка. Мятежный, не знающий покоя Бетховен, величественный и всегда спокойный Бах, назойливый и самовлюбленный Вагнер, беспечный и веселый Россини, одинокий и страдающий Чайковский — все это обязательно угадывается, чувствуется, зримо слышится в каждом музыкальном отрывке, в каждом аккорде, ими сочиненном. Так и с Моцартом. Добрый и щедрый, озорной и радостный, живой и подвижный, любящий и всегда естественный, он — не музыка, а сама жизнь. Та жизнь, которую мы любим и с которой так не хотим расставаться.
Именно поэтому Моцарт и является исключением из всех исключений. И, наверное, поэтому музыку Моцарта с одинаковым удовольствием слушают не только люди, но и ангелы, которые играют ее в «своем домашнему кругу»…